В курилке – дым и раздраженье,
Окурков и плевков букет.
У здесь сидящих на сниженье
Их сроков нет надежды. Нет!
Они каратели-убийцы...
Хоть глянешь – всё, как у людей:
И человеческие лица
У них, и пальцы без когтей!..
Один из них, казак бывалый,
Бубнил: «Да что здесь толковать!
Да разве нынче – трибуналы?!
За что их, братцы, уважать?
Вот до войны без передышки
Они работали всерьёз –
Знай, приговаривали к вышке!..
А как ведут с е й ч а с допрос?!
Сегодня следователь нюни
Разводит, – тьфу ты! – как холуй...
А вот в т р и д ц а т о м мне ка-ак сунет
Бумажку в харю: «Подписуй!»
И вместо ручки рукоятку
Нагана мне поднёс к зубам...
Я «подписался» б на десятку,
А вот на вышку – кукиш вам!
Ну, думаю, сейчас как хряснет
Меня злодей по голове!..
А подписать неволил аспид,
Что я был, дескать, РКВ –
Р у к о в о д и т е л ь, мол, восстанья,
А не у ч а с т н и к – УКВ.
И должен я, братки, заране
Сказать вам: тем, кто во главе
Восстанья, по закону – вышка,
А кто участник – десять лет.
Но я ж не бык – всё ж есть умишко, –
Сам под топор не лезу, нет!
«Я – УКВ! – я так гутарил. –
Не подписую! Не телок!» –
– Не подписуешь?! – Тут ка-ак вдарил
Меня наганом он в висок...
...Лежу... Два бугая вбежали.
Гляжу: штаны с меня – долой
И к яйцам гирю привязали
Здоро-овую... Вот крест святой!..»
– Не врёшь, Казак? – «Вот крест вам, братцы!
И на ноги меня втроём
Поставили... Ору!.. Грозятся:
– Чуть сядешь – палками забьём!
Пока не подписуешь – с гирей
Стои! Большевиков рубал –
Теперь помучься гад, чтоб в мире
Звучал «Ин-тер-на-ци-о-нал»! –
Тут сел я на пол. Бить не стали.
Знать, божий ангел удержал.
Ремень ослабив, гирю сняли.
Отволокли меня в подвал...
И сами поняли, что – слишком...
Ведь я живой им нужен был!..
И вот меня, браточки, к вышке
Их трибунал приговорил».
Как всякий опытный рассказчик,
Тут сделал паузу Казак,
Вздохнул: «Всё, – думал, братцы, – в ящик!
Верней, без ящика, а так.
Приговорённый, ждал я смерти
Сто дней... Не спал... Был сущий ад...
«Сейчас придут за мною черти!..» –
Пришли... и грозно говорят:
– А ну, бери свою постелю
И выходи на колидор! –
«Ну всё, – решил я, – смерть приемлю,
Сейчас исполнят приговор! –
– Клади постелю! Ты в восстанье
По несознательности влип. –
Тебе, Иван, п о м и л о в а н ь е
Пришло!.. – Тут бог меня расшиб:
Ослабли ноги, сел я на пол...
– Вставай! – «Начальник, не могу!..» –
Я в ы р а з и т е л ь н о заплакал...
– Давай-ка, что ли, помогу, –
Сказал мне надзиратель тихо
И к камере повел п р о с т о й...
А толстый надзиратель лихо
Мою постелю нёс за мной.
Иду, держусь поближе к стенке,
Ещё не знаю, что седой,
И громко так скрипят коленки,
Как будто я шкилет живой...
Калинин всё ж тогда напрасно
Меня, братки, помиловал:
В войну губил я души красных,
Когда в каратели попал.
Тогда б я спасся – в сорок пятом,
Да в плен подался н е т у д а:
Я к англичанам влип проклятым,
А те, поди ты, господа!
Нет, ещё хуже – жентильмены! –
Нельзя нарушить слово им! –
И всех, кто совершил измену,
Домой – к большевикам родным!..»
В курилке – невесёлый хохот...
Тут слово Васька взял, Грачёв:
«Да, англичаны – это плохо,
Скажу тебе как филосо'ф!»
-----
Продолжение Глава двадцать четвёртая. Рассказ Васьки Грачёва. Живак
http://stihi.ru/2009/11/16/526